Вместе с тем какая- то часть моего сознания настойчиво пробиралась наружу, отметая эмоции в сторону, заполняя голову вопросами: «Что со мной?», «Что случилось?». С трудом сознание вернулось, и, успокоенный, я открыл глаза. Надо мной, склонившись и прикрыв глаза, стояла незнакомая немолодая, но еще сильная и статная женщина лет пятидесяти. Ее черные, с заметной проседью волосы были убраны под темный платок, завязанный узлом сзади, на шее. Ее руки катали что- то по моему лбу, глаза были прикрыты, а губы сосредоточенно шептали слова, смысл которых начал медленно доходить до меня: Ты лети, лети, черный ворон,Да за далекие поля, за темные леса. Лети в ночь темную, ночь непроглядную, в царство Чернобогово,Найди там, черный ворон, душу неприкаянную, душу нестылую,Проси, ворон, душу неприкаянную сыскать нашего Богданчика,Вернуть нашего Богданчика. Обещай, черный ворон, от меня плату великую за службу тяжкую,Обещай, черный ворон, душе неприкаянной да не темну ночь,Но светлый день. Внезапно она замолчала, открыла глаза, и они черными колодцами вобрали меня в себя, перед глазами закружилось, и я в который раз провалился в небытие.— Привет, Костя, слушай, у меня несколько последних дней подряд голова болит временами. Сильная боль — иногда несколько секунд, иногда несколько минут, потом само проходит. Может, подскажешь, какие таблетки попить?— Привет, Володя. Когда тебя сегодня можно оторвать часа на полтора?— Сегодня полная за. Или хочешь, я к тебе вечером, после восьми, домой заскочу?— Давай, чтоб я не матерился, ты мне не будешь давать советов. И не начинай мне своих «сегодня не могу». Отвечай на поставленный вопрос.— Костик, ты, главное, не нервничай. Если ты так жаждешь меня увидеть, давай тогда в обед увидимся. А пока скажи: что мне в аптеке покупать?— Подожди минутку, не клади трубу. Спросишь Аллу Викторовну, скажешь, что от меня. И не опаздывай: люди на обед не пойдут, тебя ждать будут. Все, там увидимся.— Алло. Зачем я жене обещал, что ему позвоню? В любой аптеке посоветуют, что от головной боли брать, — теперь придется день разрывать, в больницу ехать. А там попадешь к ним в лапы — так просто не вырвешься». Мы тут с Константином Ароновичем как раз результаты вашей томограммы просматриваем. А вы меня не помните, Владимир Васильевич?— Да я вроде у вас первый раз, Игорь Владимирович, — имя ваше на двери, на табличке прочел.— Да, не снятся вам по ночам ваши жертвы, Владимир Васильевич. А я — одна из них.— Игорек, ты ли это? Извини, не признал сразу. Ты же с нами только один раз на страйкбол ездил, да и рожу тогда разрисовал точно как юсовский рейнджер на плакатах. Попробуй тебя узнай в белом халате да с белым лицом. Костик, ты чего нас собрал? Решил на троих среди бела дня сообразить?— Нет, Костя действительно пришел обсудить со мной твои снимки.— Так там что, проблемы какие- то?— Можно и так сказать. Неоперабельная. Таких операций никто не делает. Параллельный переход. Автор: Василий Кононюк Название: Шанс? Параллельный переход Жанр: Альтернативная история Серия: Шанс? Проклянешь ли ты этот шанс или сможешь найти в себе силы бороться и победить? Параллельный переход. Автор: Кононюк Василий Владимирович. Мне очень жаль.— . Тут многое зависит от тебя. Общее правило таково: чем раньше подсядешь на болеутоляющие препараты, особенно морфий, тем раньше уйдешь. Пока всех дел не доделал, терпи. Боль замедляет развитие болезни. Проклянешь ли ты, в конце концов, этот шанс?Альтернативная Название: Параллельный переход. Автор Василий Кононюк Шанс? Кононюк Василий Владимирович. Параллельный переход. Параллельный переход можно осуществить. Конечно, существует мизерная вероятность того, что или я сплю, или мне снесло крышу, но рассматривать серьезно это не стоит. Если смертельно больному дают возможность принять участие в сомнительных опытах, при этом четверть участников выздоравливает,— это шанс? В худшем случае у тебя месяц, в лучшем — три.— Да, веселые вы ребята? Ты сначала придумай что- то похуже этого, а потом волнуйся о том, что она себе надумает. Отключи телефоны до вечера, и вопрос решится сам собой. Ладно, ребята, времени мало — дел много, побегу я.— Володя, стой.— Ну, чего тебе еще, Костя?— Я знаю, ты любишь водить сам, но возьми себе шофера на это время. В любой момент возможны кратковременные обмороки.— Гуд. Вечером того же дня— Я всегда знала, что ты обманщик, Володя. Опять ты меня обманул? Просто я не мог сразу тебе сказать, мне нужно было пару часов. А может, и еще раньше. Утром, когда ты от боли скривился, игла холодная в сердце вошла — так и сидит, не выходит. Обещал ты мне, Володя, тридцать три года назад, что мы с тобой в один день умрем. Задурил голову бедной девочке, а слова не сдержал. Прости.— «Прости» — это все, что ты скажешь, Волчонок, да? Ты помнишь, сколько было моей бабке, когда ее хоронили?— Восемьдесят девять?— Девяносто один, родной. А мне пятьдесят один. Делай что- то, Володя, так не пойдет. Ты помрешь себе, а мне сорок лет одной жить?— Я буду делать, Люба, все будет хорошо, родная.— Врешь ты все, Волчонок, ни хрена ты не сделаешь.— Обними меня, маленькая, все будет хорошо, ты же знаешь, я придумаю что- нибудь. Пока еще ты живой.* * *Когда в следующий раз мои глаза открылись, в комнате царил полумрак. Прямо надо мной, на расстоянии вытянутой руки, был неровный, побеленный известью глиняный потолок, слева от меня — такая же стена, справа — знакомые с детства очертания. Однако странные фантазии у этих медиков», — мелькнула мысль и пропала — ее заменило ощущение, что со мной что- то не так, как всегда. Ничего не болело. Ощущение тела еще полностью не восстановилось, и присутствовала характерная после выхода из обморока «морская болезнь», когда тебе кажется, что тебя качает, и тело еще не «свое». Вместе с тем не было того ощущения всепроницающей боли, с которым приходил в сознание на протяжении последних недель. Боль, не оставлявшая меня даже в те непродолжительные периоды, когда ассистенты Петра Николаевича давали моему телу день- два отдыха, чтобы восстановить «яркость ощущений». Дрожа и не веря в то, что случилось, поднял к глазам правую руку и долго ее рассматривал. Я тупо глядел на свою руку, которая была не моей, поворачивая ее то одной, то другой стороной. Почему- то хотелось плакать, в душе было пусто и горько? Ты же два месяца как уехал.
|