Арктика и Север. Издательство Паулсен 2. Эрнест Шеклтон. В сердце Антарктики. Год издания: 2. 01. Издательство: Паулсен Аннотация: Имя Эрнеста Шеклтона в свое время творило чудеса. В очередной раз набирая команду для экспедиции, он дал в британские газеты объявление следующего содержания: «Требуются люди для участия в рискованном путешествии. Маленькое жалованье, пронизывающий холод, долгие месяцы полной темноты, постоянная опасность, благополучное возвращение сомнительно. В случае успеха — честь и признание. Эрнест Шеклтон». По указанному адресу пришло около 5. Популярность Эрнеста Шеклтона в Великобритании, да и в мире, была невероятной. Герой- полярник, харизматичный лидер, прекрасный оратор — наконец, писатель, автор книги «В сердце Антарктики». Эта книга — лучший и самый успешный проект Шеклтона. Игорь Алексеевич Зотиков - член-корреспондент РАН, полярный исследователь, гляциолог, предсказавший существование подледниковых. Читать бесплатно текст книги Зимние солдаты автора Игорь Зотиков (1-я страница книги) :: Бесплатные книги в электронном варианте :: BookZ.ru. Зимние солдаты. Посадка яблонь. Остров Хакамок. - Игорь Зотиков - Зимние солдаты обложка книги Зимние солдаты 1 фото Зотиков Игорь Алексеевич Paulsen: Международный полярный год.
- Игорь Алексеевич Зотиков Зимние солдаты. Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети.
- Игорь Алексеевич Зотиков Зимние солдаты. Зимние солдаты. Начало истории русского мальчика. Размышления на острове.
- Игорь Алексеевич Зотиков Зимние солдаты. Он служил офицером летного состава военно-морского флота США до своей отставки в 1966 году. Родился в 1924 году и научился летать в начале Второй мировой войны.
- Игорь Алексеевич Зотиков - член-корреспондент РАН, полярный исследователь, гляциолог, предсказавший существование подледниковых .
Она рассказывает об Британской Антрактической экспедиции 1. В книге описан бесценный опыт управления, организации работ и быта в экстремальных условиях. И в ней же доходчиво изложен основной моральный посыл Шеклтона: цель не оправдывает средств, главное — люди, рекорды — потом. Вот яркий пример: экспедиция не дошла до географического Южного полюса каких- то 1. И все же помимо практической ценности в плане передачи опыта эта книга - один из лучших образцов литературы о путешествиях. Перед нами тот редкий случай, когда документальное произведение читается лучше любого романа. Конечно, один из секретов этого в том, что все описанные приключения происходили на самом деле и потому читатель переживает их куда как живее, чем вымышленные беллетристами опасности. Шеклтон рассказывает о пеших переходах при низких отрицательных температурах, о рискованном восхождении на действующий вулкан Эребус, о первом в истории исследования Антарктики опыте использования автомобиля, о нелегкой судьбе «пони» - якутских лошадей. Книга вполне могла получиться тяжелой, драматичной, но в действительности она пропитана легким юмором и жизнелюбием. Игорь Зотиков - Большой город. Московские новостифотографии: Ксения Колесникова. После Антарктиды я стал называть себя полярником — отчасти потому, что в этой деятельности сочетается удивительное счастье. А счастье для мужчины в том, чтобы, с одной стороны, остаться простым мальчиком, а с другой, достичь чего- то. Некоторые спрашивают меня: «Игорь, а что ты узнал для себя, неоднократно зимуя в Антарктиде?» Я отвечаю: «Я узнал, что круглое надо катить, а квадратное — кантовать». Зимовки — это тяжелый физический труд, и мне кажется, что в каждом мужчине должно быть желание совместить две несовместные вещи — остаться человеком и проверить себя на прочность. Я окончил летное училище. Когда я приходил на заседания авиационного характера или общался с подводниками или с теми же полярниками, то понимал, что мы находим возможность бороться с трудностями, но не друг с другом. Очень часто борьба превращается в прямое соперничество людей. А подводники, полярники и летчики работают вместе и не стремятся друг друга победить. В первый раз я попал в Антарктиду потому, что узнал, что мой сосед по научной лаборатории едет в полярную экспедицию. Я подумал: «Боже мой, Вася, обычный, хоть и заслуженный, мастер спорта по альпинизму, едет в это место! Значит, просто люди, не герои, не небожители могут туда попасть!» Я решил для себя: раз Вася может — то и я могу. Я понял, что, если я захочу — тоже поеду. Военные события, которые происходили рядом со мной, но в которых я не участвовал, для мужчины очень важны. Часто так получалось: обычный мальчишка уезжает на войну, проводит там год- два и возвращается другим человеком. Потому что он видел, как те люди, которые были для него непререкаемым авторитетом, «давали слезу» или ломались. А мальчишка — смог. Не сломался. Я думал о льде. О льде в широком смысле — о гляциологии, об альпинизме. Эти вещи дают тебе возможность понять, что ты внутренне сильнее. Я помню, когда я вернулся в Москву после первой экспедиции в 1. Знаешь, Игорь, ты приехал совсем другим человеком!» А Вася, мой сосед по лаборатории, после экспедиции сломался. Он по- прежнему куда- то ходил, где- то мельтешил, но и я, и все другие знали: что- то в нем не то. Когда мужчина идет в очередную вылазку, он должен знать, что никто заранее тебе не скажет той грани, которую ты не дойдешь или перейдешь. Я разговаривал с одним британским полярником, который раз за разом ходил в какие- то ужасные походы. Я спрашивал его: «Джон, сколько раз тебе нужно ходить в экспедиции?» Он отвечал: «Каждый раз я чувствую, что где- то еще не добрал. Одновременно с этим я чувствую, что могу перебрать, и тогда — все». Ты никогда не знаешь, что тебя ждет. Это как езда на автомобиле: ты не можешь предугадать, где ты заблудишься и где что- то пойдет не так. Сказать, что каждая последующая экспедиция была для меня проще, нельзя. Не сложнее, так будет точнее. Разница между профессионалом и любителем заключается в том, что профессионал вынужден тянуть свое дело, когда никаких сил уже не остается. Дело не в том, что ты устал физически, а в том, что тебе уже давно наплевать на дело, которым ты занимаешься. Один умный человек сказал мне как- то: «Высоцкий поет в своих песнях о людях, которые еще не исчерпали себя». И в этом смысле стихотворение Редьярда Киплинга — «Пыль, пыль, пыль от шагающих сапог, и отдыха нет на войне солдату» — очень подходит к описанию любого героического действия. Уже давно нет ни друзей ни врагов, и есть только — пыль, а пахать приходится вне зависимости от того, устал ты или нет. Гляциология, она же «ледоведение», изумительная профессия. Она позволяет людям, с одной стороны, находиться в горах — и не просто в горах, а там, где трещины и лед. И с другой стороны — это ежегодная работа. Я не достиг больших вершин в альпинизме — был где- то на уровне первого разряда, а потом вдруг почувствовал, неожиданно для себя, что гляциология, хоть и может по комплексу ощущений сравниться с альпинизмом, отличается тем, что альпинизм — непрофессиональное занятие. И внутри себя каждый альпинист чувствует, что он — любитель. И это слабое место — знает. Люди, когда видят много- много пушистых формул, изначально предполагают тебя умным человеком, особенно не вникая. И я внезапно стал профессионалом — хотя, может быть, мне стоило приложить свои умения в тех областях, где жизнь проявляет себя прямым способом. Там, где киркой надо долбить яму. А тут ты пишешь чего- то и получаешься вроде бы самым умным. Я представлял Антарктиду совсем другой. Рисовал упрощенную картинку: ледник, вода, ты стоишь в ботинках с шипами, и все как бы к месту. А Антарктида — это гигантское, пустое и холодное место. С гигантскостью его, пустотой и холодностью сравниться ничего не может. В Антарктиде — тысячи и тысячи безлюдных километров, неизбежно возникает такое чувство, что человеку там делать нечего. И то, что удается прикоснуться к антарктическому чуду, — большое счастье. У меня был друг — академик Трешников, старый полярник, он десятки лет провел в Арктике, ездил туда- сюда, был директором Института Арктики и Антарктики. Когда я увидел его на корабле, только приплывшем в Антарктиду, то спросил его: «Алексей Федорович, ну как?» Я думал, он скажет: «О чем речь? Чего тут такого особенного?» Но он побелел от волнения и сказал: «Игорь, если бы не знал об этом месте раньше, то подумал бы, что так не бывает». После этого он ездил в экспедиции десятки раз, но чувство, что так — не бывает, осталось у него навсегда. Какое- то время существовало мнение, что есть твердый покров Антарктиды, а выше его — ледник. То, что находится между нижней поверхностью льда и твердой породой, либо вовсе не рассматривалось, либо изначально считалось, что там — лед. Это убеждение, по- видимому, было в крови у всех гляциологов. Я же пришел в гляциологию из ракетостроения, где как раз занимался изучением взаимодействия твердых поверхностей с «твердыми жидкостями» вроде льда, при которых происходит таяние. Если в гляциологии такой процесс в расчет не брался, то в ракетостроении от этого никуда было не деться: значительная часть моей деятельности заключалась в том, чтобы изучать процессы взаимодействия головной части «изделия» с разными структурами. Слово «ракета» мы не произносили из- за секретности, оно употреблялось только в больших документах, и машинистка вписывала его в случае надобности от руки. В итоге я смело предположил, что между скалой и ложем ледника идет донное таяние. А уж если идет донное таяние, следовательно, пресная вода должна куда- то стекать. После этого открыть в Антарктиде пресные озера, самым большим из которых является озеро Восток, было делом техники. Гляциология тогда была не более популярной, чем наука об изучении определенного вида млекопитающих существ. Она началась с того, что какой- то человек привстал на заседании Британского королевского географического общества и сказал: «Раз есть ледники, я поеду их изучать». Есть международный клуб гляциологов, и они считают свое дело самым интересным. По моей инициативе начали пропаивать первую скважину в леднике под станцией «Восток» в 1. Я думал, что лет за пять- шесть мы достигнем ложа. На сегодняшний день нам осталось еще сто метров. Скважину пропаивают электричеством: сейчас оно вращает моторчик внутри бура с зубьями, который движется круговыми движениями. Раньше работали напрямую, но изобретатель Борис Борисович Кудряшов, который пробурил три тысячи метров и умер, перед тем как скончаться, перешел от прямого протаивания к круговому. Он предполагал, что, когда мы подберемся к самому низу и все будут думать, что там — вода, бур упрется в скалу. И все скажут: «Какой вы, Борис Борисович, молодец!»Когда определенная точка находится на глубине тысячи метров, ее температура соответствует температуре тысячелетней давности. И если просто бурить и брать образцы льда, то постепенно вы получите разрез температуры по времени. Мы получили такой разрез за триста сорок тысяч лет. Выяснилось, что климат Антарктиды, а значит, и всей Земли, изменяется колебательно. Каждые сто тысяч лет климат меняется, и сейчас мы находимся на витке похолодания: глобальное потепление, о котором все говорят, является не более чем временным и короткопериодным. Оно продлится, я думаю, еще два десятка лет: уже сейчас в Институте Арктики и Антарктики заказывают более мощные ледоколы — потому что мощностей тех, которые имеются сейчас, через двадцать лет может не хватить. Моя книга «Зимние солдаты» посвящена антарктической встрече американского летчика и российского полярника. Я оказался одним из первых советских граждан, кто пригласил настоящего западного иностранца в Москву. Его звали Роберт Дейл; он был военным летчиком, капитаном второго ранга. Перед его отъездом я уговорил его прочитать лекцию для сотрудников ОВИРа. Оказалось, что ОВИР разделен на две половинки — часть чиновников занималась визами и приглашениями, а часть — физическим наблюдением за иностранцами. И вот те, кто занимались выдачей виз, никогда с самими иностранцами напрямую не виделись. Боб пришел к ним и рассказал, что до того как прийти в Антарктиду, он пилотировал атомный бомбардировщик. А потом ему, как и мне, захотелось бороться с трудностями, но не с людьми. Выслушав его рассказ, сотрудники ОВИРа сказали: «Оставайтесь у нас! Поживите еще! Мы вам продлим визу, на сколько хотите!» Он ответил: «Не могу. Я должен лететь в китайский город Кантон и молиться». Почему в Кантон?! Почему молиться?! Он застенчиво сказал: «Всю вторую часть корейской войны я летал на первом атомном бомбардировщике. Каждый день подо мной был смертельный груз, и я знал, что если Китай вступит в войну и я получу приказ, то полечу в центр Кантона и сброшу бомбу на живых людей». И тут в советском ОВИРе наступила тишина. А он добавил: «Теперь я лечу в Кантон молиться за то, что Бог дал мне возможность не совершить этого. И это — самое большое счастье». И я подумал, что как раз примерно во время корейской войны задачей лаборатории ракетного строительства, в которой я работал, было «дать возможность изделию донести полезный вес до точки назначения». И мы с Бобом решили написать книгу.
|
