Живые картины . Автор характеризует пьесу как «документ- сказку», материалом для которои. Но в центре сюжета оказывается история любви двух людеи. В последние десять лет она занимается областью одновременно воспаленной и неизученной: блокадой Ленинграда. Отрывки из готовящейся книги Барсковой «Петербург в блокаде: эстетика города как перечитывание» печатались в журналах «Новое литературное обозрение» и «Неприкосновенный запас»; тому же предмету посвящен ее цикл стихов «Справочник ленинградских писателей- фронтовиков: 1. К дневникам ленинградских блокадников отсылает и ее первая книжка художественной прозы. Отсюда сложность разговора о «Живых картинах»: невозможно говорить о проблеме художественного прочтения блокадных архивов более точно и исчерпывающе, чем Барскова делает это сама, не только как поэт и исследователь, но и как эссеист. Но тем более интересно проследить, как и почему автор, решая эту проблему в собственной художественной практике, выбирает при этом новую для себя форму и совершенно новый метод. Проза Барсковой — это сложно устроенный текст, написанный не то чтобы без снисхождения к читателю, а, скорее, с уважением, которое нелегко оправдать, но невероятно радостно обрести заново, — мы уже отвыкли от этого на фоне плоской, идеологически прямолинейной в среднем русской прозы последних лет. Текст такого рода предполагает взрослые, равноправные отношения между автором и читателем: раз автор дал себе труд обновить для нас искусство письма, нам не грех стряхнуть пыль со своих навыков чтения.«Живые картины» — это сборник рассказов или очерков, часто на первый взгляд не связанных между собой сюжетно и объединенных очень общей темой памяти, а в виде постскриптума (last but not least) — пьеса, не случайно одноименная всей книжке, о любви живших в действительности художника Моисея Ваксера и искусствоведа Антонины Изергиной, зимующих в мертвом Эрмитаже в окружении пустых рам из- под эвакуированных Рембрандтов. Эти тексты можно рассматривать по отдельности, и поначалу они так и читаются — то воспоминания детства, то лирические примечания на полях блокадных дневников. Авторы этих дневников и герои мемуаров часто не названы и (что поначалу сильно сбивает с толку) наплывают друг на друга вполне поэтическим ассоциативным путем далековатых сближений. Но по мере чтения все сильнее становится ощущение дежавю и крепнет раздражение при попытке понять, как связаны лифчик из американского секс- шопа стальными иглами вовнутрь и бабушкин капустный пирог с героической обороной Ленинграда. А что все это связано, становится ясно сразу: проза филолога, при всей своей видимой фрагментарности и усложненности, всегда добросовестно рефлексирует сама о себе: «Прелесть архива: ощущение головоломки, мозаики, как будто все эти голоса могут составить единый голос, и тогда сделается единый смысл, и можно будет вынырнуть из морока, в котором нет ни прошлого, ни будущего, а только стыдотоска». Варвара Бабицкая В своей первой книге прозы петербургский поэт и филолог исследует самый болезненный сюжет советской истории через призму личного опыта. Книга « Живые картины » Полины Барсковой. 8 января (2016г), в музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме состоялась презентация книги поэта, прозаика, филолога Полины. Полина Барскова. О книге 'Живые картины'. Для окончательно свободного и окончательно одинокого «экзистенциального» человека прощение – трудная работа. Трудная не только потому, что допускает лишь одну форму ответственности – перед самим собой, но и потому. Это из первого текста — «Прощатель», о Примо Леви, которого кто- то из товарищей по выживанию наградил этим обидным прозвищем за его книги о холокосте, и тут же — об отце рассказчицы, который родил, но не признал, а появлялся только гулким голосом, читающим стихи из телефонной трубки («Скоро я прощу тебя»). Следом, не переводя дыхания, о другом отце, который растил, но молчал, и только после его смерти в ящике стола рассказчица нашла огромную пачку собственных стихов, «переписанных им от руки идеальным, брезгливым почерком — при жизни о них меж нами не было сказано ни слова». Полина Барскова В основе пьесы Полины Барсковой « Живые картины » лежит документальная история художника Моисея Пьеса « Живые картины » вошла в одноименную книгу прозы Полины Барсковой, которая сразу после. Читать бесплатно текст книги Живые картины (сборник) автора Полина Барскова (1-я страница книги) :: Бесплатные книги в электронном варианте :: BookZ.ru. Б 26 Барскова П. Живые картины. Движимая трудной работой прощения проза Полины Барсковой доказывает этими почти невозмож-ными словами, что прощение может быть претворено в последнюю доступную для. Истории разных любовей, тоже в основном покойных. История о двух братьях — Якове и Михаиле Друскиных. И везде независимо от сюжета возникает призраком то Марина Малич, в Ленинграде 4. Даниила Хармса, то какая- то рыхлая женщина с морковными волосами, с придыханием читающая в санатории «певца блокады» — Ольгу Берггольц. Чем дальше в лес, тем чаще эти вешки, намечающие маршрут понимания. Вот о Примо Леви: «Когда лагерь освободили, первое, на что он накинулся, были книги, и книги ему были такие: учебник по гинекологии, франко- немецкий словарь, сборник «Волшебные сказки о животных». Наиболее убедительный язык для разговора о непредставимом историческом опыте неожиданно находится где- то посередине между учебником гинекологии и волшебной сказкой, между натурализмом и аллегорией. Понимание структуры всего сборника, в котором не даром так много места уделено живописи, дает очерк «Листодер» о двух советских сказочниках — Виталии Бианки и Евгении Шварце. Этот механизм не нуждается в пояснениях применительно к пьесам Шварца и гораздо более неожиданно выявляется (и потому сильнее пробирает), когда автор анализирует сказку Бианки «Лис и мышонок» или сообщение «наших лескоров» об эксперименте с замороженными лягушатами. Автор пишет: «Среди визитеров в блокаду натуралист- дилетант Бианки оказался описателем наиболее подходящим, чутким и методичным: то, на что смотреть было невозможно, осмотрел и категоризировал <. Эта тема — табу, всякий неканонический к ней подход немедленно вызывает скандал, «смертное время» оказывается опечатано, засыпано, а на месте массовой кремации погибших блокадников разбит торжественный парк Победы, где Барскова гуляла в детстве — буквально по человеческому пеплу. Этот пепел, многие годы стучащий в ее сердце, рифмуется с отмеченным ею же общим для многих хроникеров «пониманием блокадного города как новых Помпей, где под пеплом катастрофы погибают целые культурные пласты». Однако помимо культурных ценностей под пеплом Помпей находятся и полости в форме обнявшейся пары или собаки на цепи. Если археолог заливает в этот отпечаток гипс, чтобы получить изваяние помпейских любовников, то писатель заполняет полость умолчания в исторической памяти самим собой, своей лирической точкой зрения и субъективным опытом. Как сказала Барскова в интервью: «Когда я стала узнавать про жизни этих людей, меня в них все поражало. Огромное количество человек было поставлено в самую страшную биологическую ситуацию, которую мы только можем — но не хотим — себе представлять». Остается только изучать язык блокады («Исчезающие, как жир и сахар в ноябре, склонения спряжений <. Старая салонная игра в «живые картины» предполагала полную неподвижность ее участников, и, чтобы их понять, остается застыть самим. Поверить опыт непредставимой биологической ситуации собственным, постижимым опытом — конфликт с собственной биологией, которая вдруг бросается на тебя и грозит превратить в зверя, в той или иной степени знаком всякому. Это и делает Барскова — нарушает суеверное табу, запрещающее «показывать на себе», исследуя, например, как то, что принято называть «терзаниями плоти», превращается в раковую опухоль, описывая «погубителя души в агонии химиотерапии». Нет языка для описания блокады, но можно сделать собственный анатомический срез с опытом ее усвоения внутри. Как писала Полина Барскова в одном стихотворении: «Но что же. Сказать еще — пейзаж, абстракт,Морозный город весь в кострах,Сокровища духа,Понос, золотуха. Вдовица с котелком. Нависла над костерком. Трещит ее сердцесогреться согреться. Я, доктор, вроде — рядом с ней,Возможно, я — она,Мне так становится ясней,Какие времена».
|
